Объективность во благо или слепая вера во вред?

Начала смотреть художественный фильм. Видимо я визуал, поскольку очень часто в качестве наглядных примеров привожу сюжеты и сцены из фильмов. И именно фильмы сильнее всего пробуждают во мне желание о чем-то написать. На самом деле все эти мысли постоянно витают у меня в голове, все время меняясь местами и выстраиваясь то в одну, то в другую систему и взаимосвязь, пытаясь найти свое правильное место в моей картине мира. Но именно визуальные образы становятся последней каплей, которая запускает механизм писательской активности. Иногда такое воздействие оказывают на меня слова – после прочтения книги, статьи или поста в интернете, но реже.

Сейчас такое желание писать, обусловленное нарастающим внутренним негодованием и волнением (как обычно это бывает), вызывает у меня просмотр фильма «Охота» (режиссер Томас Винтерберг, 2012 год). Посмотрела пока только 38 минут. Но судя по названию, аннотации и развитию сюжета уже предчувствую, что будет происходить дальше. И несправедливость этого.

Показывают маленький детский сад в маленьком городке где-то в Скандинавии (судя по климату, природе и странам выпуска фильма – Дания, Швеция). Развитие сюжета начинается с рассказа маленькой девочки Клары лет 5-6 о сексуальном домогательстве к ней со стороны воспитателя-мужчины. Все, что пришло в голову и взволновало мое сердце, изложу по пунктам. Поскольку фильм посмотрела неполностью, возможны неточности в некоторых деталях, но на суть они не влияют. Итак…

1. Директор детского сада пригласила на короткую беседу воспитателя-мужчину Лукаса, который стал «героем» рассказа девочки Клары. Сослалась на то, что не может оставить подобную историю без внимания, хотя знает, какая Клара фантазерка.

По мне эта беседа уже была предвзятой, по сути, эта женщина для себя уже все решила, не знаю, зачем вообще она решила поговорить с Лукасом. Видимо, сама себя считала действующей правильно, по протоколу или по совести, чувствуя себя обязанной обсудить все с обвиняемым человеком. Да только разговор был односторонний – поставила Лукаса в известность и конец. Иди в отпуск. Даже не дала возможности прояснить ситуацию или хотя бы что-то сказать в свою защиту. И держит себя директриса как воплощение добродетели. Хотя, конечно, она искренне переживает, что только усиливает эффект самообмана и придает реалистичности внутренней психологической игре человека в свою праведность.

Очень сильно захотелось довести разговор с директрисой до конца. Раз она подняла эту тему, в которой очевидно есть кандидат на роль обвиняемого преступника, то и развить ее надо в полной мере с равными правами для всех участников. Потому что этот самый кандидат на такую роль может быть не согласен, как минимум, по причине своей невиновности.

Уже в самом начале этой истории, на мой взгляд, следовало узнать, как мужчина взаимодействует с детьми, что он себе позволяет в плане ухода за ними – мальчикам же он, простите, попу вытирал после похода по-большому. Значит, в саду это было разрешено. Делал ли он это с девочками. Кто что и при каких обстоятельствах мог видеть. Да что угодно можно обсудить – важна каждая деталь, разве нет?

А пока получается, что Лукасу уже отвели четкое место в чьем-то чужом спектакле и лишили его возможности влиять на сценарий. Сценарий собственной жизни, по сути.

2. Далее директриса пригласила знакомго дядю, который пока непонятно кто, вроде бы психолог, а может и сантехник – в данный момент это не проясняется. Взрослый, бородатый, весьма брутальный мужчина пытается выяснить у малолетней девочки-фантазерки интимные подробности ее рассказа про другого взрослого, тоже брутального мужчину. Причем делает это настойчиво, даже навязчиво. В ответ на его вопросы она несколько раз дала понять, что не готова говорить об этом сейчас: «я не помню», «этого не было», «не знаю», «хочу пойти играть во двор». Но ее упорно два взрослых человека заставляли давать ответы на вопросы, которые она даже толком не осознает. Я не профессиональный психолог, но кое-что изучала, кое-что читала, в том числе по детской психологии (по долгу службы молодой мамы) и у меня напрашиваются два вывода: во-первых, сильно сомневаюсь, что бородатый дядька это тот, кто должен опрашивать малолетнюю девочку на тему сексуального насилия. Даже женщинам, ставшим жертвами насилия, помогают женщины. А тут ребенок. Во-вторых, с точки зрения лингвистики и психологии, девочке задавали откровенно наводящие вопросы. Это были даже не вопросы, а уже утверждения, которые соответствовали сформировавшейся в головах людей картине и которые девочка должна была подтвердить или опровергнуть. И это в разговоре о событиях, которые ребенка (если бы они были) могли напугать, травмировать, сковать и так далее. Опровергнуть ей не дали, по формату беседы было очевидно, что взрослых устроило бы только ее подтверждение. Что она и сделала, чтобы побыстрее с этим покончить. И ей поверили. Точнее не ей, а своим домыслам и вымыслам. А потом эти люди будут говорить, что они беседовали с ребенком и ребенок все подтвердил. Это была дилетантская, грубая и некомпетентная беседа, которая, заставив ребенка повторить свою ложь, только приблизила его к вере в собственный вымысел. И приблизила невинного человека к гибели. Вот так работают в нашей голове стереотипы. И вот, что они делают с нашими жизнями и жизнями других людей.

3. Никто не погрузился в атмосферу семьи, в которой живет девочка. В ее взаимоотношения с внешним миром, ее окружением. На мой взгляд, это должно быть обязательным элементом работы с ребенком, которого коснулась подобная история, – неважно, придумал ребенок это или это реально случилось. В любом случае ей понадобится помощь и поддержка семьи. И в любом случае в этом направлении нужно сразу начинать работу. Но мы же праведные, добродетельные. Нам же нужно обязательно наказать виновного. На этом все и сосредоточились, без оглядки. Правда никого не волнует, всех волнуют собственные репутация и пристойность в своих же глазах. Да только вопрос, кто виновник: мужчина, который оказался рядом с девочкой в трудную минуту и оказал ей поддержку, ставшей причиной ее безответной привязанности к нему? Или родители, которым она была откровенно не нужна и которые, не стесняясь, выясняли свои отношения, делая ребенка причиной их проблем и скандалов?

4. Человека отправили в отпуск. С глаз долой. Чтобы полностью, самозабвенно предаться вершению справедливости и упоению собственной праведностью. Сейчас, пока его нет, люди надумают себе такого, что очень быстро и сами забудут, что это всего лишь мысли, а не реальные факты. И вскоре эти мысли для них станут реальными фактами. И в этот момент обратного пути уже не будет. Нечестно и в корне неверно обсуждать другого человека за спиной и выносить вердикты без детального и беспристрастного опроса обвиняемого. Точнее, нечестно и контрпродуктивно обвинять человека, не дав ему возможности объясниться. В таких случаях нет цели узнать правду. В таких случаях цель – облагородить себя в своих глазах. И плевать, что кто-то заплатит за это судьбой.

Честно говоря, даже не пересилила себя и до конца фильм просто прогнала перемоткой. Как я и предполагала – суд мужчину оправдал ввиду абсолютного отсутствия вины, но несмотря на это, нашлись те, кто не верил в это, и началась массовая травля. Через год все вроде бы устаканилось, но «душок» случившегося все равно витал в воздухе, и финальная сцена показала Лукасу, что его жизнь никогда не будет прежней.

***

Дописываю пост, спустя пару недель после просмотра. И, успокоившись, посмотрела на ситуацию с другой стороны: а если бы ко мне пришел мой ребенок и рассказал какую-то историю? Любую – про бородатого дядьку без трусов или соседского мальчишку, укравшего любимую игрушку. Разве я ему не поверила бы?

На этот вопрос себе пока не ответила четко, но определила одно: не всегда слепая вера близкому идет ему на пользу. И оказывать поддержку в трудную минуту не означает на веру принимать все, что тебе говорят и идти на поводу у кого-то. Всегда нужно сохранять критическое мышление, особенно в общении с маленькими детьми для их же блага. Ведь наша ясность ума для них – единственный путь к худо-бедно объективной реальности. И мы не можем позволить себе роскошь игры в детскую фантазию, ибо это медвежья услуга для них. И тем более не можем позволить себе эту роскошь, если действительно случилось страшное и ребенку нужно остаться «в берегах», а не уплыть в открытый океан вымыслов, страхов, комплексов и разрушительных переживаний, из которых есть все шансы так и не найти свой путь к счастью и внутренней гармонии.